Сказ про чудотворца Сеню и пророка Аарошу
Старец Сеня был лет шестидесяти пяти от роду, рожден был в Страсбурге, где когда-то в самой ранней юности игрывал в местном футбольном клубе, который лишь этим теперь и знаменит. Без сомнения, он поразил Аарошу каким-нибудь особенным свойством души своей. Еще с юных лет Аароша плеймейкерствовал в самом важном клубе в жизни старца, который очень полюбил его и допустил к себе.
Надо заметить, что Аароша, играя тогда в Арсенале, был еще ничем не связан, мог перейти в Манчестер Сити куда угодно хоть на 200 тысяч в неделю, и если и носил свою форму, то добровольно, чтобы ни от кого в клубе не отличаться. Но уж, конечно, это ему и самому нравилось. Может быть на юношеское воображение Аароши сильно подействовала эта сила и слава, которая окружала беспрерывно его старца.
Про старца Сеню говорили многие, что он, пропуская через свою академию столь многие годы всех приходивших к нему талантливых юношей, жаждавших от него тактического совета и подбодряющего слова, — до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний, что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую, что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: на какой позиции ему надлежит играть, будет ли он верен клубу, и даже какого рода травмы он будет получать, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде чем тот молвил слово.
Но при этом Аароша почти всегда замечал, что многие, почти все, переходившие в клуб на обучение у старца, приходили с сомнением в своем таланте и цели в жизни, а уходили из клуба светлые и радостные, уже предвкушающие свою будущую зарплату и трофеи на полке дачного гаража. Аарошу необыкновенно поражало и то, что старец был вовсе не строг; напротив, был всегда почти весел в обхождении. Тренеры про него говаривали, что он именно привязывается душой к тому, кто талантлив, и кто всех более талантлив, того он всех более и возлюбит. Из тренеров находились, даже и под самый конец жизни старца, ненавистники и завистники его, но их становилось уже мало, и почти все они молчали, хотя было в их числе несколько весьма знаменитых и важных в футболе лиц, как, например, один из талантливейших ораторов, интриган и знатный мастер фортификации Хосе.
Но все-таки огромное большинство держало уже несомненно сторону старца Сени, а некоторые из них даже перенимали его манеру поведения, отвечая журналистам, и любили его горячо и искренне; некоторые же были привязаны к нему почти фанатически. Такие прямо говорили, не совсем, впрочем, вслух, что он лучший тренер в истории АПЛ, что в этом нет уже и сомнения, и, предвидя близкий уход его из футбола, ожидали немедленных даже трофеев и великой славы в самом ближайшем будущем в конце его блистательной карьеры.
В чудесную силу старца верил беспрекословно и Аароша, точно так же, как беспрекословно верил и рассказу о не вылетавшем из высшей лиги Арсенале. Он видел, как многие из приходивших с талантливым детьми, такие как этот щеголь Давид, моливших, чтобы старец приложил руку к их развитию, вскорости возвращались, а иные — так и на другой же день обратно и, падая со слезами пред старцем, благодарили его за благополучное будущее своих детей. Прогресс ли то был в самом деле, или только естественное улучшение природных способностей — для Аароши в этом вопроса не существовало, ибо он вполне уже верил в духовную силу своего учителя, и слава его была как бы собственным его торжеством.
Особенно же трепетало у него сердце и весь он как бы сиял, когда старец снисходил к толпе болельщиков, стекавшихся со всего Лондона и ожидавших его выхода у стадиона нарочно, чтобы видеть старца и благословиться у него. Сеня говорил с ними, зачитывал им краткий план на сезон, обещал великие блага и счастие в конце сезона, и отпускал. В последнее время он становился иногда так слаб на красивые чашки, что надолго запирался в своем кабинете, а выходя объявлял о новом громком трансферном рекорде; и фанаты ждали иногда до 31 августа, не переставая обновлять страничку с новостями, дожидаясь трансферного чуда.
Для Аароши не составляло никакого вопроса, за что они его так любят, за что они повергаются пред ним и плачут от умиления, завидев лишь лицо его. О, он отлично понимал, что для смиренной души болельщика Арсенала, измученной 9-летней трофейной засухой, а, главное, всегдашнею несправедливостью со стороны судей и постоянными же травмами ведущих игроков, нету сильнее потребности и утешения как обрести святыню или святого, пасть пред ним и поклониться ему: "Если у нас неудачи, неправда и искушение болеть за Пари Сен-Жермен, то все равно есть на земле там-то, где-то святой и высший; у того зато правда, тот зато знает правду; значит, не умирает она на земле, а стало быть когда-нибудь и к нам перейдет и воцарится по всей земле слава канонирская как и обещано".
Знал Аароша, что так именно и чувствует, и даже рассуждает народ, он понимал это, но то, что старец именно и есть этот самый святой, этот хранитель футбольной первозданной истины в глазах народа — в этом он не сомневался нисколько. Убеждение же в том, что старец уйдя доставит необычайную славу Арсеналу, царило в душе Аароши быть может даже сильнее, чем у кого бы то ни было в клубе.
И вообще, все это последнее время какой-то глубокий, пламенный внутренний восторг все сильнее и сильнее разгорался в его сердце. Не смущало его нисколько, что этот старец все-таки был причастен к некоторым бедам, происходившим в клубе: "все равно, он свят, в его сердце тайна обновления для всех, та мощь, которая установит наконец правду на земле и будут все святы, и будут любить друг друга и не будет ни богатых, ни бедных, ни возвышающихся, ни униженных, а будут все болельщиками Арсенала и наступит настоящее царствие ТЕТАНА".
Вот о чем грезилось сердцу Аароши в этот холодный зимний рождественский вечер.
Если понравлось, не забудь прочитать другие литературные аллюзии в нашем блоге:
Портрет валлийца в ганнерстве
Эссе о вреде социализма
Эссе о борьбе за идеалы
Эссе ко дню рождения Арсена Венгера
Диалоги на Трибуне
Канониры и все-все-все кто там позади