Отсюда, в Тысячелетнее Царство

Борхес писал,что существует всего 4 сюжета: осада города (Илиада), о возвращении (странствия Одиссея), о поиске (странствия Ясона) и самоубийство бога (или пророка, который чувствует, что никак иначе не может подтвердить свою правоту). Не стоит, наверное, размышлять о том, к какому архетипу относиться рассказ, к примеру, “Душенька” Чехова (конечно, к Ясону), но скорее воспринять деление так же, как все остальное у Борхеса, вроде "классификации животных”, согласно которой животные делятся на: "принадлежащих Императору; набальзамированных; прирученных; молочных поросят; сирен; сказочных; бродячих собак; включенных в эту классификацию; бегающих как сумасшедшие; бесчисленных; нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти; прочих; разбивших цветочную вазу; похожих издали на мух". То есть — буквально, всё именно так и есть, и по-другому мир не устроен.

Арсенал, на мой взгляд, явил нам в этом году три сюжета, а мог явить и все четыре — многие жаждали самоубийства бога. С Одиссеей и поиском вроде бы понятно, поговорим о них потом — попробуем сперва разобраться с осадой города. 

Тео Уолкотт: “я люблю кубок Англии, это особый турнир. Мы стараемся превратить Эмирейтс в нашу крепость”. Джек Уилшир: “это мои самые любимые игры. Играешь на максимуме и даже не представляешь поражения!”Emirates has to become a fortress to win title, says Arsen Wenger.      

На чем работает мантра про "особый дух” я так за всё время и не смог вникнуть, а вот про крепость кажется вполне осознанной концепцией. Любому новому стадиону нужно время, чтобы to get fit, и мне начало казаться, что только сейчас Эмирейтс по-настоящему заряжается необходимым духовным синтезом побед и поражений. Конечно, были опьяняющие победы над Челси и Барселоной, и это всё в ту же копилку, но сейчас они кажутся в первую очередь победами команды — а вот в недавней ничье с Сити (уж настолько были неравны силы и положение) — хочется думать, что это весь стадион отыгрался. И вот есть, видимо, какая-то разница между командой и стадионом — команда всегда рано или поздно уходит, а стадиона на наш век точно останется, и вот в этом ракурсе — мне почему-то прощаются команде и дикие провалы на выезде, и не до конца понятное моей натуре тургеневской барышни выкобенивание весь сезон на Тоттенхэм (и даже на церемонии награждения) — да потому, что крепость без врага не существует, а не потому, что "те первыми начали и вообще так принято”. Всё пусть так, лишь бы в копилку вечности.    

Что касается сюжета поиска и возвращения, то тут вроде бы все просто — Ясон и золотое руно — путь к кубку Англии, а Одиссея отверженного обществом человека, бесконечно блуждающего в попытках найти себя — все последние 10 лет. И когда Рэмзи забивает победный мяч, кажется, что всё всегда так и должно быть. Что это и есть самая высшая награда. Я лично абсолютно был уверен в этом в ту минуту. Как же он так, и пас пяткой Жиру... Раз десять пересмотрел. Из всех сюжетов лучший — победный гол Рэмзи. Все, кто не согласны — просто ничего не понимают в жизни, в духовности, в тысяче лет, в греческом эпосе. А ведь есть такие, не правда ли? Сколько-сколько трофеев выиграл Венгер за 10 лет? Два? А у Моуриньо — одиннадцать по два. Но тогда возникает очень важный, можно сказать даже метафизический вопрос — если наша правда всех милее, если стоит десять лет ждать ради этого мига, то тогда почему Дженни всего раз переспала с Форрестом Гампом? Ну правда — это же Форрест Гамп, он такой добрый, такой классный, такой герой и вообще Том Хэнкс, ну очевидно, что надо сразу за него замуж идти. Почему Дженни такая дура?    

Я понятия не имею. Я знаю не одну дженни и даже несколько форрестов гампов. Уверяю, что никогда и ни разу никакая Дженни за Форреста не вышла. Дженни, выходящая за Форреста, уж по крайней мере до 30-ти — это сказки и вымысел, а в кино говорят правду и врать не будут — десять из десяти Дженни предпочтут секс, наркотики и рок-н-ролл. Я не очень понимаю, почему возвышенные идеи неизменяемости, верности принципам, футбольного и наверное просто общечеловеческого благородства — являются единственными мажоритарными акционерами спортивного сочувствия. Суарес ни в коем случае не был замешан в компрометирующих обвинениях в благородстве, а мне его очень жалко, и хотелось, чтобы он победил в чемпионате. Моуриньо сел в лужу со своим специалистом по провалам, ну и что? Как он в самый важный момент переиграл Ливерпуль — чудно же! Я б на месте Дженни, выбирая между Моуриньо и Венгером наверняка бы выбрал Моуриньо, и не стал бы ничего объяснять.     

Из моих рассуждений получается,  как  у Гребенщикова — "я не знаю никого, кроме неправ". И то правда, и другое, и кубок этот — самый ценный, ценнее всех других, и трофея всего два за десять лет.  Допустим, но можно ли всё же как-то оценить, охватить ту радость, которую принесла волевая победа над Халл Сити? Я попробую описать ощущения от того, что для меня это значит, заранее извиняясь за возможно излишнюю литературность.    

Что есть та верность принципам и вера в своих игроков, имманентно присущая Венгеру, нещадно критикуемая и наконец получившая временную индульгенцию сейчас? Мораль, писал Музиль, — есть согласованность каждого сиюминутного состояния нашей жизни с каким-то длительным. В этом есть большая разница плохого парня Жозе, который то тычет кому-то в глаз (или что там было), то жмет руку исцелившемуся от рака журналисту — контраст всегда привлекает, но эти благородные порывы не имеют никакого отношения к морали, потому что есть вещи, главное измерение которых — темпоральное, то есть длительность. Мужчина является мужчиной не по набору явленных свойств, а по постоянству их исполнению. И именно поэтому так ценен путь Венгера — что он смог наложить линейное время (сколько он там лет у руля) на циклическое (4 турнира каждый год) и пришел-таки к тому, что можно назвать точкой закалки материала. Это совершенно особая задача, которая не решалась ни крутыми парнями Юргеном и Диего, ни Фергюсоном, ни уже надоевшим за этот текст Моуриньо. То, что мы видели в субботу, относиться в равной степени и к сезону и к десятилетней одиссее вообще — это длинная, длинная дорога, которую мы все вместе шли. Не уходили со стадиона и не выключали сопку, когда без шансов проигрывали дома Юнайтед. Или помните, как- то Анри сказал, что когда, мол, я выхожу один на один с вратарем, то знаю, что если я правильно поставлю ногу, то мяч полетит в дальний угол так, что ни один вратарь его не поймает — а после он не смог ее правильно поставить перед Вальдесом при счете 1-0, что было дальше, вы точно помните. А потом как будто никуда не уходил — сделал это с Лидсом, так что слезы текли. Или этот чертов Бирмингем. Или ждать весь день матча, все планы отменить, потому что важнейшая битва с Челси, а Арсенал оказывается на 90 минут опоздал на матч и ноль шесть. Вы извините, что я так эмоционально, но я же честно сидел дома — болел. И если б я был Венгером, то двести раз уже наверное все бы бросил и объяснился. Но проблема в том, что никто их нас не мог бросить — ни мы, ни Венгер. Почему матчи, которые невозможно смотреть после 20-ой минуты, мужественно досматривались до конца и нами, и Венгером?  

— Знаешь ли ты, — ответил на это Ульрих, — что мы входим в Тысячелетнее Царство? — Что это значит? — Мы столько говорили о любви, которая не течет, как ручей, к какой-то цели, а образует, как море, некое состояние! Скажи честно: когда тебе в школе рассказывали, что ангелы в раю ничего не делают, кроме того, что пребывают перед лицом господа и славят его, могла ты представить себе это блаженное ничегонеделанье и ниочемнедуманье? — Я всегда представляла себе это скучноватым, чему виной, конечно, мое несовершенство, — отвечала Агата. 

Снова “Человек без свойств”, Музиль. Книга состоит из трех неравных частей - “своего рода введение” — 100 страниц, “происходит всё то же” — 600 страниц, и последние 300, недописанные - “тысячелетнее царство”. Уже в конце книги главный герой Ульрих объясняет своей сестре Агате крайне туманное, выдуманное им понятие — тысячелетнее царство. Упоминаний о нем тоже почти никаких нет, и, кроме того, что выше, сказано по сути лишь то, что в нем мы отбросим всякое себялюбие, не будем более ничего копить — ни знаний, ни возлюбленных, ни друзей, ни принципов, — и дух наш раскроется так, что мы перестанем быть самими собой. 

Довольно странная штука, мягко говоря, но есть в этом сюжете возвращения что-то цепляющее: происходит всё то же — и потом в тысячелетнее царство. Когда ты занимаешься день ото дня одним и тем же и цель твоя давно смешалась с процессом, и ты уже не знаешь, по кругу ли ты ходишь, или вглубь, есть ли во всем это какой-то смысл, или может быть все-таки люди правы, а не ты — наверное хоть в какой-то мере это знакомо каждому из нас — так вот тогда твой путь перестает быть путем, хотя вроде по форме им и является — а становится он состоянием. Арсенал Венгера последние 10 лет — это состояние. И выйти из состояния самому невозможно. Я находился в состоянии болельщика Арсенала, Арсен находился в состоянии тренера. И ничего не зависело от меня и него, — спросите Одиссея. Заканчивается же это всегда по-разному и часто трагично — например, в Дон Кихоте. Но иногда, или, по крайней мере, в мечтах, состояния могут кончать как-нибудь так, как в клипе Анкла с Лаваном — наступлением чего-то совершенного другого, something completely different, тысячелетнего царства.     

 

И вот сейчас именно это и произошло. Теперь все будет по-другому. 

Сегодня наступил новый день, прошла эйфория, наступило время мемов и трансферных новостей, а через три месяца чарити шилд и снова будет осада города и долгий путь за золотым руном. Но я все же полагаю, что сейчас — всё именно так. В саду расходящихся тропок в эту субботу мы (все, кто плыл с Одиссеем) попали в тысячелетнее царство, и воспринимать это надо так же, как энциклопедию Борхеса, как миф — буквально, по-серьезному и не сомневаясь ни на мгновение в значении нашего возвращения.